Кино-2017: Дурында из Кенгурятии в гостеприимном плену у маньяка-колбасника
В прокате – «Берлинский синдром», эротический триллер про похищение экзальтированной зарубежной девушки немецким психом с тонкой душевной организацией.
Младая австралийка Клэр (Тереза Палмер), увлеченная эстетикой развитого социализма, приезжает в Восточный Берлин поглазеть на тамошнюю архитектуру и вволю нафоткать урбанистических пейзажей. На улице она знакомится с вежливым молодым немцем Энди (Макс Римельт). Он – преподаватель английского, поэтому языкового барьера меж ним и девахой не возникает. Сексуального – тем паче: спустя всего сутки после знакомства Энди и Клэр страстно переспят.
А между тем Энди – самый настоящий маньяк. Недаром же у него такая квартира – в старом доме, где больше никто не живет, с дверью, намертво запираемой на металлический засов, и с армированными окнами. Клэр же у нас – типичная, увы, дурочка из австралийского переулочка. Не обращая внимания на антураж, преспокойно заходит в нехорошую квартиру и проводит там ночь. Сверх того – Клэр угораздило ляпнуть во время соития, что она, дескать, хотела бы навсегда, насовсем, на веки вечные остаться здесь, в квартире (или даже сугубо в постели?) с латентным маниаком Энди. Сам же маньяк за это зацепился и в сей похотливый лепет необратимо поверил, на то он и маньяк.
Поэтому рано утром немчура уходит на работу – и запирает Клэр в квартире. Вечером приходит, а эта дура думает, что он ее запер от огромной любви. И впереди опять – горячая ночь. Лишь через пару дней до барышни дойдет, что Энди не собирается ее выпускать вообще никогда. Скорее он выпустит ей кишки, что, кажется, случилось с предшественницей Клэр, следы недавнего присутствия которой в маньяческом логове постепенно обнаруживает наша на редкость бестолковая героиня.
На Клэр, приехавшую из страны крокодилов Данди, даже такой вот немец-перец-колбаса с первого взгляда производит неотразимое впечатление.
Чем берлинский синдром отличается от общеизвестного стокгольмского синдрома? Видимо, тем, что в берлинском случае жертва изначально не знает, что она жертва, и искренне любит (по меньшей мере – хочет) своего поработителя. И только осознав, что находится у сожителя в плену, начинает тихо его ненавидеть.
Потом узница принимается ненавидеть тюремщика громко – с истериками, ором, ревом, пусканием в ход зубов и ногтей. Но тогда сатрап дает волю кулакам, а потом и веревке, – и жертве приходится прикинуться овечкой, чтобы по крайней мере не сидеть на привязи, а иметь возможность передвигаться по жилплощади. И через многие недели этого видимого смирения уже трудно отличить Клэр от среднестатистической бездетной женушки-домоседки, дни напролет проводящей в праздном ожидании трудяги-муженька.
Режиссерша Шортленд смело могла позаимствовать название у нашего Лотяну – «Мой ласковый и нежный зверь».
Позвольте, так это что – аллегория семейной жизни? Метафора неизбывно угнетенного положения человеческой самки в патриархальном обществе? Притча про борьбу полов, которая пострашнее любой войны миров? Стомиллионный суфражистско-феминистский манифест? Кажется, именно так, учитывая, что кино-то, ребята, наскрозь женское. Фильм снят австралийской бабой по роману другой австралийской бабы. Употребляю «бабу» заместо «дамы» намеренно, ибо центральная мысль картины тоже далека от нейтральных терминов типа «мужчина». Не догадались еще, что за мысль? Ну как, «все мужики – скоты», что же еще? А все бабы, – между строк проговаривают авторши, – суть кошечки. Такие, как эта Тереза-дереза с фамилией другой невинной жертвы мужеского произвола – знаменитой блудницы Лоры из «Твин Пикса».
Фабула «Синдрома», очевидно, позаимствована из фаулзовского «Коллекционера» – однако этот роман за последние полвека с гаком повлиял на столько других книг и (прежде всего) фильмов, что его влияние в иных случаях скорее опосредованное. Только за последнюю пару лет вышли киношки «Комната», «Кловерфилд, 10», «Гончие любви» (последняя, кстати, тоже австралийская) – и во всех сюжет а-ля «Коллекционер» обрастал толстым слоем уже не литературных, а кинематографических аллюзий.
Уже все признали, что Палмер – это австралийская Кристен Стюарт. Схожесть их не только внешняя – обе с каждым годом снимаются во все более занятных фильмах.
В «Берлинском синдроме», однако, иных наслоений, кроме феминистских, прямо не сыскать. Лишь в чересчур поспешном финале австралийские сударыни словно бы нехотя вспоминают, что надо нагнать саспенса. И нагоняют-таки, за что их хочется прямо расцеловать как за манну небесную. После такого-то двухчасового киномучительства…
«Берлинский синдром» (Berlin Syndrome) (18+). Режиссер: Кейт Шортленд. Австралия, 2017
