Пошлость, цинизм, бесчеловечность. Крик о помощи актёров Музыкального театра

Перед публикацией статьи «Иркутский музыкальный театр: далеко ли до дна?» корреспондент Бабра встречался с актёрами театра. Некоторые из их высказываний были опубликованы. Ещё один обстоятельный взгляд на ситуацию, что называется, изнутри, был прислан к нам в редакцию чуть позднее. В вышеупомянутой статье мы обнародовали лишь несколько выдержек из этого письма, пообещав когда-нибудь опубликовать его полностью.

Задержка публикации была связана с надеждами авторов на положительные изменения в театре после наших предыдущих статей. Справедливости ради скажем, что изменения действительно произошли: недовольный коллектив решили приласкать финансово, для чего выписали внушительную премию, пообещав в будущем ещё одну, другую, третью, а также повышение зарплаты чуть ли не с нового года. В прозорливости госпоже Мезенцевой не откажешь, деньги – одна из самых действенных затычек для ртов, особенно голодных. Только вот, как станет ясно из последующего текста, добивались в труппе вовсе не своего материального благополучия.

Неэтичная этика Татьяны Мезенцевой

Более того, подобный подход к решению их проблем, вкупе с фактом, что деньги в театре (или в министерстве, поскольку вряд ли дело обошлось без участия министра Стасюлевич), как оказалось, были, разозлил людей ещё больше. Ведь сколько раз до этого сотрудников ИМТ просили подождать, понять, потерпеть. Бабр на всякий случай связался с авторами письма, и повторно получил безоговорочное согласие на его публикацию. Разумеется, нас ещё раз попросили о полной конфиденциальности, поскольку знаменитый «Кодекс этики», про который мы уже писали, никто не отменял. Итак, письмо, присланное в редакцию Бабра от актёров ИМТ:

Последние несколько сезонов наш театр, и, главным образом, его коллектив переживает катастрофу. Многие сотрудники сравнивают это с паразитом, поселившемся в некогда здоровом, цветущем организме, и постепенно превращающим его в гниющий кусок плоти. Как лечиться? Никто не знает.
Наши постоянные зрители, любители и почитатели, стали замечать резкое снижение качества постановок, начиная от подбора материала, заканчивая режиссурой и подачей готового продукта. Почему-то никому из них не пришло в голову сказать: «Фу! Что случилось с артистами? Как отвратительно они стали играть!».

Нашу работу по-прежнему ценят и восхищаются ею, но теперь, словно сквозь какое-то сожаление, или даже сочувствие.

Нормальна ли такая реакция? Во все времена в нашем театре имели место разные, в том числе и не самого высокого уровня постановки, но их в репертуаре было от силы процентов десять, тогда как сегодня они буквально заполонили афишу театра. Старые спектакли уходят, время их заканчивается, но что приходит им на смену? У многих даже не поворачивается язык назвать эти «творения» спектаклями. Откровенно не блещущий качеством музыкальный и драматический материал, плюс полное отсутствие какой-либо художественной идеи, и всё это взращено на платформе нездорового воспалённого мировосприятия. Мировосприятия создателя этих «шедевров». На сцене, вне зависимости от жанра, то и дело можно наблюдать копирующие друг друга приёмы, отличающиеся крайней степенью пошлости, грубости и цинизма.

Наш новый главный режиссёр – человек с плоским, грубым, низким художественным вкусом, на уме у которой только насилие, секс, коварство и фальшь, что явственно чувствуется в её спектаклях.

И это лишь верхушка айсберга. Вряд ли стоит углубляться и говорить о самом начале процесса постановки – о том, как теперь у нас назначают на роли, но всё же в качестве примера есть смысл заглянуть на нашу «кухню». Если раньше приезжал режиссёр – мы сразу видели приказ с распределением ролей. Ведь всё очень просто: исходя из минимальных знаний о фактуре, голосе и предыдущих сыгранных ролях, мало-мальски грамотному постановщику нетрудно понять, на что актёр способен, и что можно из него «слепить». Но теперь режиссёру, что работает с труппой уже четыре года (два из которых в должности главного), показалось мало этих сведений. Она устраивает кастинги-проверки на каждый новый спектакль: то ли воображая себя воротилой столичного продюсерского дела, то ли желая столкнуть актёров лбами, то ли просто за это время не удосужившись изучить репертуар и узнать возможности артистов своей труппы.
Конечно, можно счесть всё это субъективизмом, возможно, так оно и есть, но не хотелось бы дожить до того дня, когда наши зрители окончательно поймут, что ловить в этом театре больше нечего, и пора выбрать более удачное место, где можно приятно провести время, и куда отнести свои деньги. Деньги. А вот и та точка, в которой мы можем плавно перейти к человеку, который нанял такого режиссёра на работу – директор.

Понятие директор в нашем театре давно перестало нести в себе такие значения как грамотный менеджмент, развитие театра, заинтересованность искусством, компетентность в творческих и морально-этических вопросах.

Единственное, что приходит в голову, когда слышишь слова «Директор Иркутского музыкального театра» – это деньги. Даже кратковременное общение с этим руководителем на любую тему даёт стойкое ощущение, что всё, о чём думает директор, – это деньги. Всё, на что направлены усилия и её работа, – это зарабатывание и (или) экономия денег. Всё, о чём она страстно мечтает и, одновременно, о чём категорически не хочет говорить с актёрами – это деньги. Чем больше мы заработаем денег – тем лучше. Чем больше мы их потратим – тем хуже.
Казалось бы, при таком подходе этих самых денег должно быть немало, но где же они тогда спрятались, если уже который сезон театр не ездит на гастроли, творческому персоналу, от лица которого мы имеем право сейчас говорить, не поднимают зарплат, не выплачивают высоких премий, не покупают служебных квартир, не приглашают дорогостоящих специалистов для высококлассных постановок, не платят авторский гонорар за действительно достойный такой прекрасной труппы материал?

Ответа на простой вопрос: «Где же деньги?» у нас нет, да и не его мы ищем. Можно зарабатывать, красть, выкручиваться, но остаться человеком.

От нашего директора человеком веять перестало. Доказательством этого является её абсолютное нежелание слышать и воспринимать свою труппу – людей, за счёт труда которых во многом и зависит получение ею этих горячо любимых бумажек. Когда в прошлом году собралась вся труппа и просила, да нет, что там, умоляла (люди стояли на коленях в прямом смысле этого слова) изменить положение вещей в театре касательно режиссёра и её работы, она просто не вняла этим мольбам и оставила всё как есть.
Последствия этих доверительных бесед актёров с директором мы можем наблюдать уже сегодня. Это череда странных, непонятных, лишённых логики увольнений и непродлений контрактов. И не с кем-нибудь, а с людьми, которые трудились на благо театра свыше 10, 15, 25 лет! Как такое возможно? Почему вдруг эти люди оказались у неё в немилости? Где перешли дорогу? Или, может, это какая-то простая тупая бабья месть?
Всё это останется в кулуарах и в устах досужих сплетников, скажете вы. Однако не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, что всё это неслучайно, и круг этих событий ещё не замкнулся, и молчать об этом нельзя, ибо это преступление против театра и людей, что ему служат. Куда бежать? Что делать? Многие служители театра, любимцы публики, уже на пути к тому, чтобы покинуть свою некогда цветущую, а ныне осквернённую святыню, и бежать со всех ног подобно крысам с тонущего корабля. Вокруг всем плевать. Никто не слышит наших криков о помощи.

В заключение от лица редакции хотелось бы напомнить госпоже Мезенцевой замечательный афоризм Елены Ермоловой:

Спектакль ждут провалы, если хромает режиссура, но, пока актёры не разбегаются, всё поправимо.

Скорее всего, подобные напоминания бессмысленны, поскольку, судя по всему, директор театра решать проблему с режиссёром не намерена. Министр не намерена решать проблему с директором, губернатор не намерен решать проблему с министром, президент не намерен решать проблему с губернатором. Актёры совершенно правы: вокруг всем плевать.